Форум » средневековый быт и нравы » исторические анекдоты » Ответить
исторические анекдоты
Attila: --------------------------------------------------------------------------- Людовик XI и дамы Считается, что французский король Людовик XI (1423-1483) был одним из образованнейших людей своего времени, что не мешало ему быть очень неприятным в общении. Да, он значительно укрепил французскую монархию и расширил пределы государства, но как он обращался с женщинами! При всей простоте нравов того времени король любил пировать в просторных залах, а к своему столу приближал наиболее ловких волокит. С ними он громко обсуждал как их, так и свои собственные похождения, уделяя большое внимание различным скабрезным деталям, и выставляя дам как бы на всеобщее обозрение. Ведь король сам не отличался добродетелью, был обо всех женщинах очень плохого мнения и не верил ни в чью непорочность. Он был достаточно высокого мнения только о своей второй жене Шарлоте Савойской (1445-1483), от которой у него было трое детей, в том числе будущий король Карл VIII (1470-1498). Перед смертью он велел своему сыну любить и почитать мать, но не давать ей брать над собой верх, "но не потому, что она недостаточно благоразумна и целомудренна, а из-за того, что в ней больше бургундской, чем французской, крови". При всём при этом сам король не очень любил свою жену, и после рождения наследника (до этого было две дочери) держал её в замке Амбуаз, выделив ей очень скромное содержание. --------------------------------------------------------------------------- --------------------------------------------------------------------------- Как дамы погубили Карла VIII Король Карл VIII о дамах никогда плохо не отзывался, но, несмотря на слабое здоровье, любил отдавать им должное. После вступления в Неаполь он два месяца праздновал победу, наслаждаясь местными красавицами. Возвращаясь же из итальянского похода, он в 1496 году на целых четыре месяца задержался в Лионе, плененный местными красотками. Король практически забросил все государственные дела, так что результаты похода оказались нулевыми. Более того, современники считали, что именно в Лионе король настолько подорвал своё здоровье в забавах с местными дамами, что сильно ослабел и умер весной 1498 года. --------------------------------------------------------------------------- --------------------------------------------------------------------------- Три жены Людовика XII Французский король Людовик XII (1462-1515) тоже был большим охотником до дамских утех, но в речах об этих предметах оставался сдержанным и скромным. Он позволял комедиантам, школярам и прочим людям откровенно высказываться насчёт всех женщин, кроме королевы и придворных дам и девиц. У своих придворных он не одобрял распущенных или скабрезных высказываний. К концу жизни король, однако, изрядно поизносился, впрочем, судите сами. Первой его женой была Жанна (Иоанна) Французская (1464-1505), дочь Людовика XI, которая обладала огромным сексуальным аппетитом, но была очень уродливой. Король развёлся с ней с разрешения папы Александра VI [в миру Родриго Борджиа (1431-1503), папа с 1492 г.], выставляя предлогом для развода слишком близкое родство, позабыв все заслуги жены в борьбе с врагами короны. Затем, желая сохранить за Францией Бретань, он женился на вдове Карла VIII Анне Бретонской (1477-1514), что тоже потребовало от него изрядных сил. После смерти Анны он вскоре женился на молодой и очень сексуальной Марии Английской (1496-1534), сестре английского короля Генриха VIII, что окончательно подорвало здоровье Людовика XI, и через три месяца после свадьбы в возрасте пятидесяти трёх лет он скончался. --------------------------------------------------------------------------- --------------------------------------------------------------------------- Как услуживать? Однажды при дворе Франциска I появилась новая придворная дама, весьма привлекательная молодая особа. Король при случае прямо заявил этой даме, что "желал бы водрузить свой стяг на крепком древке в ее "цитадели". Дама не растерялась, смиренно поцеловала руку короля, затем взяла королевский "стяг" и водрузила его в свою крепость, спросив, как желает король, чтобы она ему услужила - как добропорядочная и целомудренная женщина или как распутница. Король, естественно, пожелал "распутницу" и не пожалел об этом, а дама стала тотчас же просить короля о продвижении для своего супруга. --------------------------------------------------------------------------- --------------------------------------------------------------------------- Императрица Барбара Барбара (1392-1451), вторая жена императора Священной Римской империи Сигизмунда Люксембургского (1368-1437), вела настолько распутный образ жизни, что её прозвали германской Мессалиной. Барбара любила повторять, что пребывать в постоянном целомудрии - удел дур. Она всячески порицала и презирала девиц и дам, ведущих добродетельный образ жизни и соблюдавших все посты. --------------------------------------------------------------------------- --------------------------------------------------------------------------- Ещё о Фландрии Фландрский граф Бодуэн IX (1171-1206) в 1204 году стал королем Константинополя Бодуэном Первым. Фландрией стала править его старшая дочь Жанна I Геннегаузская (1188-1244), а после смерти графини - её младшая сестра Маргарита II (1202-1280). Эта самая Маргарита известна тем, что с раннего детства к ней был приставлен духовник по имени Гийом, который сделал ей двух незаконных сыновей, Жана и Бодуэна. Это не помешало Маргарите выйти замуж за Гийома II Дампьерского, которому она родила ещё трёх сыновей и дочь. Папа Иннокентий IV [в мире Синибальдо Фиески (1195-1254), избран папой в 1243 году] узаконил её внебрачных сыновей. Но каков духовник!
Ответов - 10
Attila: Муж у тела жены Герцог Людовик Орлеанский (1372-1407) был очень любвеобильным вельможей. Среди его любовниц была не только королева Изабелла, но и множество разных высокопоставленных дам. Одной из них была Мария Энгиенская, которая потом родила ему сына, прозванного Орлеанским бастардом. От этого бастарда и пошел род графов Дюнуа. Стоит заметить, что первый Дюнуа был верным сподвижником Жанны д'Арк. Так вот, находясь с этой Марией в постели, герцог однажды решил принять ее мужа. Во время их беседы дама была накрыта простыней. Потом герцог решил позабавиться и открыл все тело дамы, оставив прикрытой лишь голову. Он поинтересовался у собеседника, доводилось ли ему прежде любоваться столь красивой дамой. Он даже позволил своему собеседнику потрогать даму в различных местах. Незадачливый муж вынужден был признать, что не встречал прежде подобной красоты. Мария потом призналась герцогу, что никогда не испытывала такого страху. Она спросила, что стал бы делать герцог, если бы ее муж осмелился посмотреть на ее лицо. На это герцог простодушно ответил, что в этом случае ему пришлось бы убить ее мужа.
Attila: Бланш д'Овербрюкт была замужем за Гийомом де Флави, который в свое время был соратником Жанны д'Арк, но затем предал ее, что и послужило причиной ее плена. В 1548 [опечатка? 1448, вероятно - mincao]году он был компьенским губернатором и по каким-то причинам решил избавиться от своей жены. Бланш узнала о планах мужа и решила опередить его. Она сговорилась с цирюльником мужа, любовницей которого она и стала, если не была ею раньше, и они совместно задушили сьерра де Флави. Король Карл VII, разбирая это дело, сразу же помиловал Бланш. Современники считали, что король так поступил из-за предательства ее мужа.
Andrieu: Анекдоты интересные. Да, Орлеанский тот еще был ловелас. Не хватает анекдотов про Филиппа Доброго, для полного счастья. Позволю вставить слово в защиту Флави. Да не предавал он Девственницу! История о его "предательстве" - такой же анекдот, разве что не имеющий фактического обоснования. Наоборот, Флави сумел поднять дух гарнизона после пленения Девственницы ("Французы вернулись в Компьен печальные и раздосадованные своими потерями, и более всего из-за пленения Жанны") и выдержать активную осаду, которой бургундский маршал Люксембург подверг Компен в последующие месяцы. Город остался неприступен, что сильно разгрузило антибургундский сектор обороны Карла 7.
Attila: будем искать :)
Attila: Битву при Кастельоне, состоявшуюся 17 августа 1453 года, часто называют последним сражением Столетней войны. Тогда в одном из эпизодов осады города англичане под командованием одного из лучших своих военачальников Джона Толбота (1387-1453) атаковали укреплённый лагерь французов. Толбот не придал особого значения тому факту, что у французов имелось несколько пушек, и повёл своих солдат в атаку. Батареей французских пушек командовал Жиро де Самен, который, по словам Филиппа де Коммина, "нанёс им большой урон, ибо каждый его выстрел укладывал замертво пять или шесть человек". Англичане отступили, а Джон Толбот и вовсе погиб в этом сражении, но не от огня пушек, так как их применение было лишь эпизодом в данном сражении. 28 октября 1467 года бургундская армия подошла к деревне Брюстем, лежащей в сильно заболоченной местности. Авангард льежцев с пушками и кулевринами расположился на подступах к деревне, укрепив свою позицию рвами и палисадом. Бургундцы выдвинули свою артиллерию к Брюстему и начали обстреливать позицию льежцев. Завязалась оживлённая по меркам того времени артиллерийская дуэль, но малоэффективная, так как из-за большого количества деревьев и кустарников противники плохо видели друг друга и стреляли, в основном, наугад. Считается, что льежцы потеряли несколько человек от стрельбы бургундцев, но исход сражения решила атака бургундской пехоты. Лежцы, бросив всю свою артиллерию, отступили. Под Брюстемом артиллерия участвовала только в начальном периоде сражения. Я уже говорил про сражение у Грансона в 1476 году, когда бургундцы под командованием Карла Смелого потерпели поражение от швейцарцев, почти не имевших пушек, и потеряли все свои 400 пушек, которые так и не приняли никакого участия в этом сражении из-за паники, охватившей бургундцев. Даже в конце XV века в сражении при Форново в 1495 году эффективность артиллерии оказалась крайне низкой. Французы активно использовали свою артиллерию, но только для подавления итальянских пушек. Они поразили итальянцев мобильностью своей артиллерии, но не её поражающей способностью. Впрочем, итальянцы стреляли не лучше. Филипп де Коммин следил за этим сражением, и он считает, что артиллерийский огонь не унёс жизни и десятка человек. Само же сражение было очень кровопролитным и потери с обеих сторон составили несколько тысяч человек. Так как скорострельность пушек была низкой, а дальность стрельбы – небольшой, то уже с начала XV века стал применяться довольно эффективный метод борьбы с артиллерией противника. После первого залпа пехотинцы атаковали артиллерийские позиции противника, чтобы хоть на короткое время захватить его пушки и заклепать их. Потом они отходили на свои позиции, а расклепать пушки можно было только после окончания данного сражения. Поэтому довольно рано командующие армиями стали проявлять большую заботу о защите своей артиллерии и укреплении её позиций, для чего привлекалось довольно большое количество сапёров. Но это всё касалось полевых сражений. При осаде городов, крепостей или замков использование артиллерии было значительно более интенсивным и часто – более эффективным. За всё время осады Маастрихта с 24 ноября 1407 года по 7 января 1408 года на город упало 1514 только больших бомбардных ядер, то есть в среднем более тридцати ядер в день. За один только день 17 октября 1428 года англичане выпустили по Орлеану 124 каменных ядра из бомбард и пушек, причём масса некоторых ядер доходила до 116 фунтов. Во время осады Ланьи-сюр-Марна англо-бургундскими войсками в один из дней 1430 года по городу было выпущено 412 каменных ядер. На город Динан за семь дней августа 1466 года упало 502 ядра, выпущенных бомбардами; также по городу около 1200 раз стреляли из серпантин. Во время первой турецкой осады Родоса в 1480 году на город обрушилось более 3500 ядер. Такова была интенсивность средневековой артиллерии. Что же касается её эффективности, то она колебалась в очень широких пределах. Интенсивный обстрел Ланьи-сюр-Мар, как сообщает анонимный "Журнал парижского буржуа" "никому не причинил вреда, кроме одного единственного петуха, который и был убит, что явилась большим чудом". Другое дело – осада Родоса. Туркам удалось причинить значительные разрушения городу, пробить бреши в городских стенах и ворваться в город. Эффективность турецкой артиллерии оказалась очень высокой. Правда, во время уличных боёв турки потерпели поражение, понесли очень большие потери и вынуждены были снять осаду. Сам же Родос ещё очень сильно пострадал от землетрясения в 1481 году, так что современникам было довольно трудно определить, где какие разрушения. Достигнутая интенсивность и эффективность артиллерии так поражала многих современников, что один анонимный флорентийский хронист описывал действия французских артиллеристов во время Итальянских войн следующим образом: "Достигнув места, [французы] выпрягают лошадей, разворачивают пушки и начинают постепенно подкатывать их к стенам, до которых могут добраться в тот же день под защитой одних лишь повозок. По стене они бьют из тридцати или сорока орудий, быстро превращая её в пыль. Французы говорят, что их артиллерия способна пробить брешь в стене толщиной в 8 футов. Хотя каждая брешь небольшого размера, но их много, поскольку ведут стрельбу, не останавливаясь ни на минуту ни днём, ни ночью". Но это всего лишь впечатление, а числа мы можем найти у Филиппа Клевского (1456-1528), сеньора Равенштейна, который несколько позже подтвердил эту картину. Он также рекомендовал устанавливать пушки в тридцати или сорока шагах ото рва и делать по сорок выстрелов в день из каждой пушки. Таковы были реальные данные для осадных мероприятий. Осаждаемые также должны были широко использовать артиллерию, в первую очередь, для защиты городских и крепостных ворот. Также пушки широко размещались на крепостных башнях, так что некоторые башни приходилось теперь засыпать землёй до определённого уровня "чтобы иметь возможность установить пушки, и удобнее было из них стрелять". В этих башнях, а также в крепостных стенах близ ворот приходилось теперь проделывать специальные бойницы для ведения артиллерийского огня и защиты стреляющих, что начали делать с конца XIV века. Стремление эффективнее разместить пушки в обороняемых городах привело к возникновению в последней трети XV века бастионов. Жан Молине (1435-1507), описывая осаду Нейса в 1475 году, говорит, что город имеет четыре главных въезда, и у ворот каждого из них находится "большой, мощный и хорошо обороняемый бульвар в виде бастиона, снабженный всеми военными припасами, главным образом, для стрельбы из пушек". Хочется сказать и несколько слов о том, что появление огнестрельного оружия значительно повысило угрозу для жизни командующих армиями и высших офицеров. Согласен, что такие случаи бывали и до появления огнестрельного оружия, но они чаще происходили из-за беспечности или безрассудной храбрости героев – достаточно вспомнить хотя бы нелепую смерть английского короля Ричарда I Львиное Сердце. Но это были единичные случаи, начиная же с XV века случаи гибели военачальников (от огнестрельного оружия) участились. Вот несколько примеров. В 1423 году при осаде Мелана погиб комендант крепости Луи Павио. В 1428 году при осаде Орлеана был смертельно ранен выдающийся английский военачальник Томас Монтегю (1388-1428), 4-й граф Солсбери. В 1435 году погибает Джон ФицАлан (1408-1435), 14-й граф Арундел. В 1438 году смертельно ранен король Педро Кастильский (1406-1438). Танги дю Шатель был убит в 1477 году, и при этом чуть не погиб король Людовик XI (1423-1483). Знаменитый "рыцарь без страха и упрёка" Пьер Террай, сеньор де Байар (1476-1524) погиб совсем не от меча или копья, как полагалось бы такому славному рыцарю. По легенде, во время битвы при Ровеньяно его в спину ранил испанский солдат. Мне кажется, что составители этой легенды несколько перестарались, когда описывали смерть славного рыцаря. Они хотели посрамить коварных врагов Байара, а получилось, что он отступал или даже бежал от своих врагов. Но это так, мысли вслух. Известный французский полководец Людовик де Тремуй (1460-1525), имевший такое же как и Байар прозвище "рыцарь без страха и упрёка", в битве при Павии тоже погиб от огнестрельного ранения. Любопытный случай произошёл в 1465 году с будущим бургундским герцогом Карлом Смелым, в то время всего лишь графом Шароле. Тогда во время одного из сражений под Парижем два французских ядра "попали в комнату, где обедал граф де Шароле, и убили трубача, несшего по лестнице блюдо с мясом". Сам граф при этом совершенно не пострадал. На кораблях пушки стали устанавливать в конце XIV века, так что когда в начале XV века снаряжались 40 кораблей для помощи флоту Ла-Рошели, на каждом из них уже следовало разместить четыре кулеврины с порохом и свинцовыми ядрами, а также две большие пушки, к каждой из которых полагалось по 120 каменных ядер и по 60 фунтов пороха. Когда же в начале XVI века Филипп Клевский оснащал свой флагман, он разместил на нём 19 больших орудий, дюжину фальконетов, а также большое количество кулеврин и аркебуз. И для всех этих орудий были подготовлены требуемые количества ядер и пороха. В конце XV века артиллерийская стрельба занимает своё место и в ряду особых почестей. Когда папа Александр VI (1431-1503) в 1496 году въезжал в замок Святого Ангела в Риме, прогремел залп из двухсот орудий. Свидетелем этого события был рыцарь Арнольд фон Харф, который написал, что "это было сделано в честь папы, когда он верхом проезжал мост, а когда проезжает кардинал, то в его честь стреляют из трёх пушек". В 1501 году, когда король Франции Людовик XII (1462-1515) подъезжал к замку Амбуаз, то в честь этого события и "в знак радости из замка был сделан выстрел из нескольких тяжёлых орудий".
Attila: Скажу несколько слов и о средневековой ругани, которая в отличие от русской культуры, не обязательно носила характер непристойности, и практически никогда не была так физиологична. Обиходные ругательства, которые были очень широко распространены, чаще всего носили характер богохульства. Самыми первейшими ругателями в Европе слыли бургундцы, и самым сильным из их ругательств было "Je renie Dieu" (буквально - "Я отрицаю Бога"). Однако и его чаще всего смягчали до бессмысленного эвфемизма "Je renie des bottes" ("Я отрицаю башмаки"). Многие средневековые богохульные изречения имели вид клятвы, например, "Клянусь чревом христовым". Однако буквальный смысл клятвы в них отсутствовал, так что клятвопреступления в таком выражении не было. Широко было распространено мнение, что грех сквернословия приводит к войне, чуме и голоду. В 1397 году был издан королевский ордонанс, который возобновлял прежние постановления против ругани от 1269 и 1347 годов. Здесь фигурируют угрозы рассечения верхней губы и отрезания языка за гнусное богохульство. Но на полях сборника судебных документов, где содержится это постановление, имеется надпись: "Ныне, в лето 1411, ругательства те слышны повсюду и сходят всем безнаказанно".
Attila: Как-то Филипп Добрый решил женить одного из своих лучников на дочери богатого лилльского пивовара. Отец девушки воспротивился этому и обратился с жалобой в Парижский парламент. Конечно, жалобы на вассалов короны следовало подавать именно туда, но ведь герцог был одним из двенадцати пэров королевства, (сам король был только первым из них), и он подлежал только суду пэров. Все это привело герцога в такую ярость, что он бросает все важные государственные дела в Голландии, пренебрегает святостью Страстной недели и предпринимает опасное морское путешествие из Роттердама в Слейс, для того чтобы уладить это дело удовлетворительным способом. Отец девушки заболевает от горя, когда его труды не увенчались успехом. Герцог возвратил дочь лишь матери, бросившейся ему в ноги, однако свое прощение он дает с насмешками и оскорблениями. У придворного хрониста Шателлена для оскорбленного отца не находится никаких других слов, кроме как "этот взбунтовавшийся деревенщина-пивовар: и к тому же еще презренный мужик". Филипп Добрый, злоупотребляя своей герцогской властью, любил женить своих лучников, принадлежавших к самой захудалой знати, или слуг на богатых вдовах или дочерях буржуа. Зная об этом, родители старались выдать своих дочерей замуж как можно раньше, чтобы избежать подобного сватовства. Одна женщина, овдовев, вышла замуж уже через два дня после похорон своего мужа. В 1427 году в Париже появилась группа цыган, представившихся кающимися грешниками: "герцог, да граф, да с ними человек десять, все конные". Остальные цыгане числом около 120 ожидали за городской стеной. По их словам, они прибыли из Египта; в наказание за отступничество от христианской веры они должны были по приказу папы скитаться в течение семи лет и ни разу за это время не спать в постели. Вначале их, якобы, было 1200 человек, но их король, их королева и многие прочие умерли за время их странствий. Тогда папа, якобы, смягчил наказание и повелел каждому епископу и аббату выдавать им по десять турских ливров. Насчет епископов и аббатов ничего достоверно неизвестно, но легковерные парижане толпами стекались, чтобы поглазеть на этот чужеземный народец. Они позволяли их женщинам гадать по руке, что те и делали, тем самым облегчая их кошельки, "прибегая к искусству магии или иными способами". Мотив мести сопровождал историю герцогства Бургундского в последние десятилетия его существования. Все началось с борьбы за регентство при слабоумном короле Карле VI между дядей короля герцогом Бургундским Филиппом Храбрым, а после его смерти его сыном Иоанном Бесстрашным, и братом короля герцогом Людовиком Орлеанским (т.е. между бургиньонами и арманьяками). В 1407 году герцог Людовик Орлеанский гибнет от рук тайных убийц, нанятых его кузеном герцогом Иоанном Бесстрашным. Говорят, что герцог Иоанн заподозрил свою жену Маргариту Баварскую в любовной связи с герцогом Людовиком. Через двенадцать лет свершается месть, и в 1419 году Иоанна Бесстрашного предательски убивают во время торжественной встречи на мосту Монтеро. Теперь бургундцы даже и не вспоминали о предыдущем убийстве. Ведь Иоанн погиб безоружным, а не в честном бою или поединке. По их понятиям такая смерть была тяжелым оскорблением, как для убитого, так и для его рода и для всего государства, но в первую очередь для его наследника Филиппа Доброго. Поэтому для своих современников Филипп Добрый был всегда по преимуществу мстителем. Он "тот, кто, дабы отмстить за поругание, нанесенное особе герцога Иоанна, вел войну шестнадцать лет". Герцог усматривал в этом свой священный долг "и с жестокой и смертельной горячностью бросился бы он отмстить за убиенного, только бы Господь пожелал ему то дозволить; и воистину отдал бы во имя сего плоть и душу, богатство свое и земли, уповая на фортуну и видя в том душеспасительный долг и дело богоугодное, каковое обязан он скорее предпринять, чем отвергнуть". Когда в 1419 году один доминиканец произнес проповедь при отпевании убитого герцога и напомнил о долге христианина отказываться от мести, то позднее этого монаха всячески осуждали и укоряли за произнесенные слова. Мщение, мщение арманьякам, воспринималось как священный долг также всеми, кто жил во владениях Филиппа Доброго. Позднее средневековье богато ожесточенной партийной борьбой различных группировок практически во всех странах. Все, конечно, слышали об ожесточенной борьбе между гвельфами и гибеллинами в Италии, а вот о борьбе между "хуксами" (hoeksen) и "кабельяусами"(kabeljauwsen) в Нидерландах, которая велась с середины XIV по конец XV веков, известно гораздо меньше. В 1345 году умер бездетный граф Голландии Вильгельм IV. Наследницей графа была его сестра Маргарита Голландская, супруга императора Людовика IV Баварского, передавшая свои права на Голландию сыну, который стал править под именем Вильгельма V. Это решение Маргариты вызвало раскол среди голландского дворянства, одна часть которого признала графом Вильгельма V Баварского, а другая часть дворянства требовала, чтобы Маргарита сама непосредственно правила страной. В борьбе со своими противниками Вильгельм V опирался в первую очередь на горожан и одержал победу, но борьба образовавшихся группировок продолжалась уже без всякой связи с вопросом об управлении страной. Происхождение названий "хуксы" и "кабельяусы" в точности неизвестно, поэтому я приведу, за неимением другого, легендарное объяснение происхождения данных названий. Сторонников молодого графа враги прозвали кабельяусами, то есть треской, так как их одежда была сшита из ромбов голубого и серого цветов - геральдических цветов Баварского дома - и как бы напоминала рыбью чешую. Себя же сторонники правления Маргариты называли хуксами, то есть крючками, на которую ловится рыба. Конец этой вражде положил герцог Максимилиан Австрийский (1459-1519), который после женитьбы на Марии Бургундской (1457-1482) стал графом Голландии. Герцогине Маргарите Йоркской, вышедшей замуж за Карла Смелого, по ее приказу прямо из родительского дома доставили карлицу, дурочку Беллон. Ее привели родители и получили за это некое вознаграждение. Через некоторое время замочный мастер доставил в Блуа два железных ошейника, один из которых предназначался "для дурочки Беллон, и иной, - дабы надеть его на шею обезьянке госпожи герцогини". Во время Великой Схизмы соперничающие папы взаимно отлучали от церкви друг друга и приверженцев противника со всеми вытекающими для отлученных последствиями. Так французский писатель и дипломат Пьер Салмон посетил Утрехт на пасхальной неделе. Там он не смог найти священника, который допустил бы его к причастию, "потому как я-де схизматик и верую в антипапу Бенедикта". Так что он был вынужден принести покаяние в капелле, как если бы он это делал перед священником, и прослушать мессу в картузианском монастыре, которые имели право проводить богослужения для всех христиан без различия их политической ориентации. Подчеркивание партийных пристрастий носило в средневековье массовый характер. При въезде юного Карла VI в Париж в 1380 году его встречала толпа из двух тысяч человек, и все были одеты в одинаковые одежды наполовину зеленого и наполовину белого цветов. В начале XV века парижане несколько раз меняли свое одеяние: лиловые шляпы с андреевским крестом, символы бургиньонов, сменялись на белые, символы арманьяков, и снова на лиловые и т.д. Даже духовенство не оставалось в стороне. В 1411 году в Париже каждое воскресенье под колокольный звон арманьяков отлучали от церкви, изображения святых украшались андреевскими крестами, а некоторые священники во время мессы или обряда крещения творили крестное знамение не прямо, соответственно форме креста, на котором был распят Иисус Христос, а наискось. Часто, говоря о Средних веках, мы называем их жестокими временами, забывая о том, что только позднее Средневековье стало кровавым временем пыточного правосудия и судебной жестокости. Больше всего в этом нас поражает животное веселье толпы при виде всяческих экзекуций. Горожане Монса, не жалея денег, выкупили главаря разбойников ради удовольствия видеть, как его четвертуют, "и была оттого людям радость бОльшая, нежели бы новый святой во плоти воскрес". Когда Максимилиан Австрийский (1459-1519), будущий император, находился в плену у граждан Брюгге, там в 1488 году на рыночной площади была установлена дыба на специальном возвышении, так чтобы их знатный пленник, находящийся в тюрьме, мог оттуда все хорошо видеть, а посмотреть было на что. Там пытали заподозренных в измене советников магистрата, и народу хотелось все снова и снова смотреть на пытки, так что свершение казни откладывалось. Истязаемые люди умоляли о скорейшей казни, но толпе хотелось наслаждаться зрелищем истязаний.
Attila: О пленных рыцарях Очень притягательным и для рыцаря, и для наемного солдата был выкуп за знатного пленника. Здесь тоже было много тонкостей. Например, военачальник должен разрешить спор двух рыцарей из-за пленника. Один говорит: "Я первый схватил его за правую руку и сорвал с него правую рукавицу". Второй возражает: "Но мне первому он дал свою правую руку и свое слово". И то, и другое давало право завладеть ценной добычей, однако второе обладало большими преимуществами. А кому принадлежит сбежавший и вновь пойманный пленник? Ответ таков: если это произошло в зоне боевых действий, то он достается тому, кто берет его в плен на этот раз; если же он пойман за пределами такой зоны, то он должен быть возвращен прежнему его обладателю. В 1445 году в Мидделбурге рыцарь Ян ван Домбург нашел убежище в церкви, спасаясь после совершенного им убийства. Выход ему, естественно отрезали. Его сестра, монахиня, девица ван Домбург, неоднократно навещает рыцаря и увещевает его, что уж лучше найти смерть с оружием в руках, нежели навлечь позор на весь их род, будучи преданным казни. Рыцарь внял доводам своей сестры, а та после его гибели завладела его телом, дабы достойно предать его земле. Один рыцарь появился на турнире, украсив попону коня своим гербом. Оливье де ла Марш полагает, что это совершенно никуда не годится, ибо если конь, животное неразумное, споткнется и герб коснется земли, это принесет позор всему роду. Вот вам изобретательный пример восстановления поруганной чести. В 1478 году в Париже по ошибке повесили некоего Лорана Гренье. Его вина не подтвердилась, но сообщение об этом вовремя получено не было. Все окончательно прояснилось только через год, и по просьбе брата тело Лорана Гренье было удостоено почетного погребения. Перед носилками шли четыре глашатая с трещотками, на груди у каждого был изображен герб покойного. По сторонам носилок и позади них шли четверо слуг со свечами и восемь с факелами, в траурном платье и также с гербами покойного. Это шествие проследовало через весь Париж от ворот Сен-Дени до ворот Сент-Антуан, откуда начался путь в Провен, на родину покойного. Один из глашатаев все время выкликал: "Люди добрые, читайте "Отче наш" за упокой души преставившегося Лорана Гренье, обитавшего при жизни в Проване, коего нашли на днях мертвым под дубом ". На церемонии примирения с братом в 1469 году Людовик XI прежде всего потребовал перстень, который был вручен Карлу епископом Лизьё в знак передачи в лен герцогства Нормандского, и велел разбить его на наковальне в Руане, в присутствии знати. Когда никакие просьбы о помиловании одного осужденного не в состоянии были смягчить сердце Филиппа Доброго, с этой просьбой обратились к его любимой снохе Изабелле Бурбонской в надежде, что он не сможет ей отказать, ибо, по ее словам, она никогда не просила его ни о чем серьезном. И цель действительно была достигнута. О неточности средневековых хронистов Сопоставление числа павших с обеих сторон обычно производится победителями самым смехотворным с сегодняшней точки зрения образом. Так у Шателлена в битве при Гавере на стороне герцога Бургундского гибнут только пять лиц благородного происхождения, против двадцати или тридцати тысяч восставших жителей Гента. К сообщениям средневековых хронистов следует вообще относиться с большой осторожностью, так как они очень часто грешат большими неточностями и ошибками. Они очень легковерно и легкомысленно, с нашей точки зрения, подходили к выбору сюжетов для описания, не давали себе труда отличать существенное от маловажного и чаще всего давали весьма поверхностное описание событий. Судите сами... Фруассар дает огромное количество описаний самых незначительных осад, сражений и стычек. Он очень подробно, например, описывает ссору между Филиппом Добрым и его сыном. К ее описанию я вернусь несколько позже. Монстреле, который присутствовал при беседе герцога Бургундского с захваченной в плен Жанной д'Арк, не помнит, о чем они говорили. Тома Базен, который лично вел процесс реабилитации Жанны д'Арк, в своей хронике называет местом ее рождения Вокулёр (а не деревню Домреми), сообщает, что в Тур ее доставил лично Бодрикур, который на самом деле только дал ей сопроводительное письмо и провожатых, и которого он называет не капитаном, а владетелем города, и ошибается на три месяца в дате её первой встречи с дофином. Оливье де ла Марш постоянно путается в происхождении и степенях родства членов герцогской фамилии. Бракосочетание Карла Смелого и Маргариты Йоркской, состоявшееся в 1468 году, в котором он сам участвовал и описал, хронист датирует временем после осады Нейсса, имевшей место в 1475 году. Даже трезвый Коммин часто увеличивает различные промежутки времени на пару лет и трижды рассказывает о кончине Адольфа Эгмонта, герцога Хелдерского (1438-1477). Подобных примеров можно привести множество. Бургундцы долго не могли примириться со смертью Карла Смелого, и еще через десять лет после битвы при Нанси (1477) они ссужали деньги друг другу при условии вернуть долг по возвращении герцога. Насмешки над противниками часто присутствуют в ходе военных действий, и за них иногда приходилось расплачиваться кровью. При осаде Мо англичанами жители города, чтобы поиздеваться над Генрихом V, вывели на городскую стену осла. Жители Конде объявили, что им некогда сдаваться, так как им нужно печь блины к Пасхе. Жители Монтеро, когда осаждавшие начинали палить из пушек, поднимались на городские стены и начинали выбивать пыль из своих шапок. Следует заметить, что Карл Смелый свой лагерь под Нейссом устроил в виде грандиозной ярмарки. Шатры знати в нем "удовольствия ради" были устроены в виде замков, с галереями и садами, и повсюду царило веселье.
Attila: Вернемся еще раз к казням, где тоже воздавалась честь в соответствии с рангом и званием. В 1475 году казнили коннетабля Франции графа де Сен-Поля. Эшафот был украшен богатым ковром, на котором вытканы лилии. Подушечка, которую подкладывают под колени приговоренному, и повязка для глаз были из алого бархата. А палач, назначенный на казнь, еще не казнил ни одного осужденного. Он был чистым! Впрочем, это было довольно сомнительной привилегией знати. Ведь опытный палач приносит своим жертвам намного меньше мучений. Сквозь весь этот лоск часто просвечивала и откровенная грубость. Когда Иоанн Баварский гостил в Париже, в честь новоизбранного князя-епископа Льежа были устроены различные празднества. Иоанну необыкновенно везет в игре в кости, и почти все его соперники остаются без денег. Один из проигравшихся не может больше сдерживаться и кричит: "Что за чертов поп! Чего доброго, он вытянет у нас все наши денежки?!" На что Иоанн сгреб все монеты и швырнул их в обидчика со словами: "Я вам не поп, и не нужно мне ваших денег!" Нарушение этикета было подобно смертельному оскорблению. Герцог Иоанн Бесстрашный воспринял как неизгладимый позор, что он приветствовал как дворянина, с пышностью выехавшего ему навстречу парижского палача Капелюша, коснувшись его руки. Лишь смерть палача могла избавить герцога от такого позора, так что смертный приговор тому не заставил себя ждать. На торжественном обеде по случаю коронации Карла VI в 1380 году Филипп Бургундский стал силой протискиваться на место между королем и герцогом Анжуйским, которое ему подобало занять, как первому среди пэров. Их свита вступила в препирательства, и уже стали раздаваться угрозы решить этот вопрос силой, пока король не вмешался, согласившись с требованием бургундца. Следует отметить, что давка на торжественном обеде по случаю коронации была просто ужасная. Образовалась огромная плотная толпа из зевак, непосредственных участников обеда и челяди, так что слуги короны, коннетабль и маршал де Сансерр получили особые указания на то, чтобы развозить блюда верхом. Когда в 1431 году Генрих VI Английский короновался в Париже как король Франции, народ уже с раннего утра ворвался в большую залу дворца, где должна состояться торжественная трапеза, чтобы просто поглазеть, что-нибудь стянуть и вволю наесться. В этой толчее советники парламента, члены университета, муниципальные советники и прочие почетные гости едва могли пробиться к столу, но тут они обнаруживают, что все предназначенные для них места уже заняты всякого рода ремесленниками и прочим сбродом. Их пытались удалить, "но чуть только удавалось поднять двух или трех, как тут же на место их, взявшись невесть откуда, садились еще семь или восемь". Учитывая прошлый опыт, при коронации Людовика XI в 1461 году врата Реймсского собора были предусмотрительно вовремя заперты и взяты под охрану, чтобы в церковь не набилось народу более, нежели могло с удобством разместиться на хорах. Напрасные надежды! Люди столь плотно обступили главный алтарь, где происходило миропомазание, что священники, прислуживавшие архиепископу, едва могли двигаться, а принцы крови в своих креслах были стиснуты со всех сторон. Даже в ходе самых величественных церемоний торжественный декорум их часто нарушается самым плачевным образом. Во время похорон Карла VI в Сен-Дени в 1422 году вспыхнул ожесточенный спор между монахами этого аббатства и парижской гильдией солемеров из-за парадного одеяния и погребальных покровов почившего монарха. Каждая из сторон утверждала, что именно ей принадлежит право на эти вещи. Они стали вырывать их друг у друга и уже чуть не пустили в ход кулаки, пока герцог Бедфордский не предоставил решение этого вопроса суду и предал тело земле. Похожий случай произошел и в 1461 году во время погребения Карла VII. По пути в Сен-Дени солемеры остановились в Круа-о-Фьен и после препирательства с монахами аббатства отказались нести тело короля дальше, если им не заплатят десяти парижских ливров, на которые они якобы имели право. Они оставили погребальные носилки прямо посреди дороги, так что траурному кортежу долгое время пришлось топтаться на месте. Горожане Сен-Дени уже хотели было сами взяться за носилки, но обер-шталмейстер пообещал заплатить солемерам из своего кармана, после чего кортеж смог двинуться дальше и достиг церкви только в восемь часов вечера. Сразу же после погребения вспыхнула новая ссора между монахами и обер-шталмейстером из-за того, кому достанется королевское платье. Насилие было широко распространено даже в церковных делах. Церковь Парижа до 1622 года являлась викариатом архиепископства Сансского и с трудом переносила это обстоятельство. Архиепископам часто давали понять, что об их авторитете в Париже не желают и слышать. И вот 2 февраля 1492 года архиепископ Сансский в присутствии короля служит мессу в соборе Notre Dame в Париже. Епископ благословляет паству еще до ухода короля и удаляется, а впереди торжественно несут пастырский крест. В это время два каноника в сопровождении большой группы прислужников протискиваются к кресту, начинают его колотить, повреждая его, а несущему крест прислужнику вывихивают руку. Поднимается большой шум, во время которого прислужникам архиепископа начинают вырывать волосы. Когда архиепископ (в присутствии короля!) попытался уладить эту смуту, "они приблизились к нему, не проронив ни слова; Люилье (декан соборного капитула) ударил его локтем в живот, другие же сбили с его головы митру и стали рвать с нее ленты". Архиепископ обратился в бегство, но один из каноников стал преследовать его, "выкрикивая многие поношения, перстом тыча ему в лицо и так ухватив его за руку, что разорвал ему стихарь; и если б тот рукою не заслонился, ударил бы его по лицу". Этот инцидент привел к судебному процессу, который длился тридцать лет. В случае смерти государя черные траурные одежды надевали не только все придворные, но также советники магистрата, члены ремесленных гильдий и даже простолюдины. Траур по убитому Иоанну Бесстрашному был очень пышным и рассчитан на сильный эффект. Для встречи королей Англии и Франции герцог Филипп выехал с военным эскортом, щеголяя двумя тысячами черных флажков, черными штандартами и знаменами в семь локтей длины, отороченными черной же бахромой. Повсюду были вышиты или нанесены краской золотые гербы. Трон и дорожная карета герцога по этому случаю были также выкрашены в черный цвет. На торжественной встрече в Труа Филипп верхом сопровождал королев Англии и Франции, причем он был в трауре, и его черный бархатный плащ ниспадал с крупа его коня, свешиваясь до земли. Еще долгое время после похорон герцог и его свита везде появлялись только в черном. Иногда встречались и отступления от сплошного черного цвета, которые только усиливали общее впечатление. Так во время траура весь двор, включая королеву, носил черное, а король Франции был облачен в красное. А в 1393 году парижан поразила совершенная белизна покровов и одеяний во время пышных похорон скончавшегося в изгнании короля Киликийской Армении Льва Лузиньяна. Существовала своеобразная эстетика и в сообщениях о смерти. Их надо было делать не спеша, постепенно, подготавливая получателя сообщения к страшной вести. Получать сообщения о смерти следовало, всячески демонстрируя свое горе и страдания - это считалось не только уместным, но красивым и благородным. После получения известия об убийстве герцога Иоанна Бесстрашного в 1419 году епископ Турнэ в Генте произносит длинную речь, не спеша подготавливая юного герцога Филиппа и его супругу к ужасной вести, после чего последовали ритуальные причитания высоких особ. Это сообщение вызвало нервный припадок у юного герцога, обморок у его супруги и невероятный переполох среди придворных. По всему городу раздавались скорбные причитания. Но так было не только при получении сообщений о внезапной смерти. В 1467 году умер престарелый герцог Филипп Добрый, отношения которого с сыном были далеки от идеальных. Но у смертного одра отца Карл рыдал, причитал, заламывал руки и падал ниц, "и не знал ни меры, ни удержу до того, что всякого повергал в изумление своим безмерным страданием". В Брюгге, где скончался герцог, "горестно было слышать, как весь люд стенал и плакал, и каждый на свой лад жаловался и печалился". Больному Филиппу Доброму не сообщали ни об одном случае смерти, который мог бы как-то его затронуть, так что Адольф Клевский даже не мог носить траур по своей жене. Когда же до герцога все же дошла весть о смерти его канцлера Никола Ролена, он спросил у находившегося у его ложа епископа Турнэ, правда ли то, что канцлер умер. Епископ ответил: "Монсеньер! Поистине он уже умер, он так стар и дряхл, что более жить не в силах". Герцог настаивает: "Эй! Я спрашиваю не об этом. Я спрашиваю, правда ли, что он уже покойник?" Епископ вновь отвечает: "Ах, монсеньер! Не умер он, а с одного боку его парализовало, и теперь уже он как есть мертвый". Герцог впадает в гнев: "Что ты несешь околесицу! Говори прямо, помер он или нет?" И только тогда епископ решается сообщить правду: "Да, поистине, монсеньер, он и вправду скончался".
Attila: Много букав от сюда http://www.abhoc.com/
полная версия страницы